Не удерживай, Господи, щедрот Твоих от
меня милость Твоя и истина Твоя да охраняют
меня непрестанно,
Псалтирь 39:12
Как хорошо! Отпуск! От нашего нудного моросящего дождя и вечно хмурого неба уехать и оказаться под другим небом – солнечным, настоящим голубым, наполненным теплом и светом.
Родные места. А сестра недовольна – жара стоит уже месяц, на огороде ничего не растет – сушь сильная.
- Ну чего, гости дорогие, приехали, отдохнули? Тогда вперед – воду из колодца таскать и грядки поливать.
Дети приуныли. Для них, городских, это тяжеловато. Хотелось бы на речку искупаться сбегать.
- Да ладно тебе. Тяжело ведь из колодца воду таскать, да она моментально и испаряется. Бог к вечеру даст дождя.
- С чего это ты взял? – щурясь, глянула на безоблачное небо.
А я и не знаю – с чего это я взял. Просто знал.
Через три часа разродилась такая гроза! Обильно полила все вокруг. Цветы наполнились живительной влагой, на глазах просто мир вокруг преобразился, сильно пахло озоном, свежестью.
- Слава Богу! – прыгали от радости мои детки. Он дал нам дождь.
- Да ладно! Случайность. Просто нажарювало - ось і гроза, - сварливо пробубнил зять, куря на веранде.
Вдруг молния ударила в столб возле колодца. Да так ударила, что зять присел от испуга.
«От Меня это было!» - подумал я и улыбнулся.
- Надо же, як сильно! Ніколи так не била молния, - испуганно попятился зять. Вот дело случая то.
- Не случая. Это дело Божье – улыбнулся я ему в ответ.
И тут опять – в тот же столб ударила молния.
- Що це? Щоб я, значить, не сумнівався в цьому, чи що?
- Ну да. Эк, какой ты догадливый! – я уже просто смеялся от радости, что такой чудный у нас Господь.
***
Дождь лил три дня. Хорошо напитал землю.
- Надо сено ворошить идти. И так не велик травостой был, а теперь еще и сгниет весь. А тут три коровы, их кормить зимой надо, - опять запричитала сестра. Завтра пойдем с утра ворошить. Хоть под дождем, хоть без него.
- Завтра? Не. Завтра воскресенье. В церковь пойдем.
- Куда? Пять верст туда, столько же обратно – весь день потратите. Конечно, тебе дела нет, а я мать досматриваю – ей молоко нужно. Хозяйство большое на моих руках. От мужика толку нет. Брат приезжает раз год со своей оравой. Вон рук сколько – и не допросишься, чтобы помогли, - слезно запричитала она.
Дети смущенно молчали. Мама, понурившись, сидела на кровати.
- Я сказал в церковь – значит в церковь. Завтра все равно будет дождь. А потом с понедельника ворошить пойдем сено. Дождя уже не будет. Бог даст хорошую погоду.
Сестра только фыркнула.
***
Мы семьей в церковь пошли. Потом проведать в соседнее село сестру немощную пошли, потом еще в гости заглянули.
Весь день лил дождь.
В материнском доме сидела хмурая, уставшая сестра и недовольный зять. Они таки пошли ворошить сено, да только испачкались, намокли, переругались, а дело так и не сделали.
Не разговаривая, легли спать.
***
А на утро – милость Божья!
Солнечно, ветрено. И ветер-то какой! Сильный, сухой. Как раз то, что нам нужно. За два дня перевернули, высушили сено. Заскирдовали, а на третий день перевезли на подворье.
Зять довольный ходил. Пошел просить трактор с прицепом.
- Всегда трудно выпросить – а тут, говорит, стоит – бери не хочу. Нікому не треба. Як мене чекає.
Я улыбаюсь: «Благодарю, Господи, за Твое устройство».
Сестра только с улыбкой спросила:
- Молился?
***
Замечательно отдохнули, хорошо потрудились.
Зять, подобрев после выпитого, хитро усмехнулся:
- Ну, у вас не Бог прям, а «палочка-выручалочка».
Где-то вдалеке заворчал гром.
- Прости, Господи, - крестясь на образа, быстро проговорил зять. Це я так, до слова припало.
Светлана Поталова,
Россия
Буду очень признательна за конструктивную критику. На оскорбления не отвечаю. Не переживайте, обидеть меня очень трудно. В пустую словесную перепалку не вступаю.
Злословие, сарказм, колкости в адрес друг друга буду удалять.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
